Тысячелетняя мудрость Абая

Президент РК Касым-Жомарт Токаев в своей программной статье «Абай и Казахстан в XXI веке» поставил перед казахстанским обществом новую задачу – каждому из нас необходимо познать самого себя и презентовать миру главные ценности казахского народа посредством пропаганды и изучения наследия великого Абая.

Москва спасает от Москвы

На первый взгляд – задача вполне конкретна и проста. Труды поэта всем хорошо известны, написано о нем, как о видном просветителе и философе-мыслителе прошлого, весьма немало. Одни капитальные труды Мухтара Ауэзо­ва чего стоят. Но, вчитываясь в текст статьи Главы государства, начинаешь явственно понимать: величина и глубина Абая намного превосходит тот хрестоматийный образ, который сформировался в нашей голове в советский и последующий, постсоветский периоды времени становления нашего государства. И начинают беспокоить мысли: «А знаем ли мы истинного Абая? Насколько близок тот Абай, к которому мы все привыкли, к реальному человеку – Ибрагиму Кунанбаю? Полна ли картина наших суждений об Абае по сравнению с тем вкладом в мировую сокровищницу культуры, который осуществил этот человек?»
...Эту информацию вы не оты­щете в официальных сводках или научных отчетах государственных учреждений. Только сейчас по крупицам начинает воссоздаваться реальная картина той грандиозной трагедии, которая в свое время постигла народы бывшего СССР. 20–30-е годы. Физичес­ки уничтожена национальная элита казахской нации, включая и «националистов», и коммунис­тов, писателей, и ученых вместе с почти доброй половиной населения. И случайно, благодаря своей юнос­ти, в живых остается молодой Мухтар Ауэзов. Затем, когда над ним все же начинают сгущаться тучи, он успевает написать покаянное письмо Сталину...
Страна, с трудом оправившись после Второй мировой войны, торжественно приступает к реа­лизации программы «расцвета и сближения наций», что, по сути, преследовало диаметрально противоположные цели – денационализацию и слияние всех культур в единый «советский типаж». В Казахстане, который всегда был важен в геополитическом и геоэкономическом плане, все осуществлялось по графику – советизация шла полным ходом. Что говорить, если даже в самых крупных городах разрешалось иметь всего лишь по одной казахской школе, да и то в виде интерната для приезжих сельских жителей. Диссертации по казахскому фольклору, культуре родной речи, грамматике, пословицам и поговоркам можно было писать только... на русском языке. Новая поросль национальных литераторов по заданию партии и правительства «продуктивно» восхваляет прекрасную социалистическую действительность.
И вдруг в республике в 1942 году выходит в свет первый том «Пути Абая» Мухтара Ауэзова. Грандиозное по масштабам погружения в казахскую культуру произведение, убедительно демонстрирующее миру всю глубину и богатство казахской культуры. Затем выходит в 1947 году второй том. Неожиданно и мощным шквалом приходит международная известность – самые знаменитые писатели и деятели культуры того времени из Америки, Европы и стран Азии дают высочайшую оценку роману казахского автора и с нетерпением ждут его продолжения. Центр реагирует моментально: с одной стороны, Мухтар Ауэзов удостаи­вается престижной Сталинской премии, а с другой – по негласным каналам дается четкое задание – не допустить продолжения данной работы. В Центральный комитет Компартии Казахстана приходит шифрованное распоряжение срочно решить данный вопрос. К счас­тью, секретарем по идеологии в то время у нас был бывший министр культуры республики, истинный патриот отечества Ильяс Омаров, который тут же в режиме строжайшей секретности поручает доверенному сотруднику отдела ЦК КП Казахстана, молодому выпускнику Высшей дипломатичес­кой школы при МИД СССР Исламу Жарылгапову любыми путями срочно спасти Ауэзова.
Как позже вспоминал об этом сам Ислам-ага, словами ничего не проговаривалось, писали и тут же уничтожали написанное, а если говорили, то говорили заранее придуманными фразами, имеющими смысл и понятными только для посвященных. В Сою­зе писателей в тот день как раз устраивали показательное разгромное обсуждение творчества писателя, «пропагандирующего феодально-байские пережитки прошлого». С большим трудом и риском удалось приобрести авиабилет и срочно отправить писателя самолетом в Москву. Как вспоминали очевидцы, самолет еще не успел долететь до места назначения, как дом писателя в плотное кольцо взяли сотрудники спецслужб. Но арестовывать было некого. Парадоксально, но факт – именно Москва спасла тогда писателя от решения расправиться с ним, исходившего оттуда же. В большой столице было много больших людей, уверенно вставших на его сторону. Точно так же в свое время избежал печальной участи, уготованной ему из цент­ра, и академик Каныш Сатпаев – успел выехать в Москву.
Через несколько лет, когда политическая ситуация изменилась, Мухтар Ауэзов вернулся в Казахстан и завершил свой труд, выпустив еще две книги – третью и четвертую. Даже трудно представить себе, что бы ждало казахскую культуру, если бы роман-эпопея о великом поэте не был завершен в полном объеме и прервался бы на половине пути. Ведь, надо признаться, и мир, и сами казахи узнали Абая в полном объеме благодаря именно этому труду.

Данные биографии

Погружаясь в мир Абая, начинаешь явственно чувствовать: конечно, наших знаний об этой грандиозной фигуре прошлого совсем недостаточно. Мы находимся только на подступах к подножию горы под названием Абай Кунанбаев и видим снизу только снежные и красивые издалека вершины высокой цели.
Необходимо заново пересмот­реть и переосмыслить, уточненно переписать саму биографию поэта и его окружения.
Вспоминаю конец 70-х годов. На заседании ученого совета Института языкознания обсуждали «Путь Абая» Мухтара Ауэзова. Слово держал академик Маулен Балакаев: «Обратите внимание на стиль томов романа-эпопеи. Почему первый том читается зал­пом, как одна песня, как увлекательный рассказ, как поэма, а, например, последний том тяжел и медлителен, очень труден и сложен для восприятия? Потому что, описывая детство и юность Абая, Мухтар не нуждался в аллегориях и сокрытии правды. А о зрелом Абае необходимо было написать не так, как хочет писатель, а именно так, чтобы пропус­тила строгая идеологическая цензура. Ауэзов писал через силу, писал, вынужденно искажая действительность...»

Помню, как замерли академики Смет Кенесбаев, Ахмеди Искаков и Гайнетдин Мусабаев. А потом, как прорвало. На трибуну вышел Смет Кенесбаев: «Самое сложное, – он говорил медленно, тщательно подбирая слова, понимая, что каж­дое его слово будет завтра же доложено вышестоящим инстанциям, и поэтому было необходимо суметь высказать свою мысль так, чтобы не превысить негласно установленный властями лимит дозволенного, – это фигура отца Абая – Кунанбая и его ближайшего окружения. Мы все понимаем, что это очень важные персонажи в истории нашего народа и в будущем необходимо восстановить историческую справедливость...»

Прокрустово ложе идеологической машины наложило свой уродливый отпечаток на многие основные моменты в биографии поэта. И долг современных ученых-абаеведов – завершить то, что не могли сделать предыдущие поколения исследователей и писателей. Особенно это касается (воистину – героического!) вклада ближайших родственников Абая в дело сохранения его наследия. Задача ученых – воссоздать реальную картину, дополнить те важные звенья в биографии поэта и его последователей, которые были сокрыты до настоящего времени от внимания общественности.

Доминанта отечественных духовных ценностей в творчестве Абая

Есть одна гениальная по своей многозначительности фраза Мухтара Ауэзова: «В Абае приоритетно превалирует восточное, а не западное» («Абайдың батысынан шығысы басым»). Нам же более знаком Абай как пропагандист сближения с западной цивилизацией. Ауэзов адресует нам еще одно важное замечание: «Он был всегда до самого последнего времени занят изучением древних трактатов восточных мудрецов». Абай в своих произведениях часто цитирует или прямо ссылается на ученых древности. Один из них – Дауани Гуламахи. Истинное имя средневекового мудреца Жалал-ад-дин Мухаммед ибн Асхад ад-Дау­ани. Его классические труды по философии, этике, логике, астрономии, алгебре, поэзии были хорошо известны Абаю Кунанбаеву.

Еще одна весьма существенная черта творчества Абая, которая намеренно ретушировалась в предшествовавшие годы, – его просвещенная религиозность. Мы зачастую не замечаем того, что до сих пор продолжаем смотреть на великого поэта с позиций атеиста. Были даже исследования, в которых некие псевдоученые «успешно» доказывали, что воззрения поэта глубже и прогрессивнее, чем некие установки ислама, и т. д.

Сейчас, когда существование Творца не отрицается последними достижениями науки, мы должны подойти к таким вопросам серьезнее. Ведь вера Абая естественна и глубоко осознанна, она пронизывает его поэзию, она направляет и наставляет, она реалистична и убедительна:

«Природа смертна, человек –
бессмертен,
Даже если он не может
повернуть время вспять.
Отделение друг от друга «я»
и «моего» –
Несведущие по неведению
назвали «смертью».

Вековая мудрость предков

Еще один стереотип, от которого нам следует отказаться, – это так называемая навязанная нам «младописьменность». Якобы некоторые народы, к числу которых причисляли и казахов, получили письменность совсем недавно, а грамотность – ее вообще от «крас­ных советов» в подарок унаследовали. И были мы «устноговорящим и устнообщающимся» племенем с устным фольклором и устным литературным языком. Пока не научились писать. Сегодня мы знаем, что это полная чушь. Но научно это еще не обосновали и не показали в виде стройной концепции с выверенной системой аргументации.

Ведь устойчивая письменная традиция существовала в Великой степи на протяжении многих веков. Руника последовательно трансформировалась в арабогра­фическую вязь, которая связала воедино и общетюркский литературный язык «тюркú», на котором наши предки писали поэмы и дас­таны-кисса, научные трактаты и религиозные труды, официальные письма и распоряжения правителей, и родную речь.

Если внимательно проанализировать центральную концепцию Абая о совершенном человеке «толық адам», то становится очевидным ее категориальная и последовательная связь с идеологией «Хикметов» Ходжи Ахмета Яссауи, с суфийско-мусульманской мировоззренческо-поведенческой установкой «кемель адам», в свою очередь, непосредственно восходящей к теории «камиль инсан» Жусупа Баласагуна, тысячелетие которого отмечалось несколько лет назад под эгидой ООН.

С другой стороны, «Кутадгу Билиг» Баласагуна, несомненно, базируется на глубоком знании серии статей аль-Фараби «аль-Мадина аль-Фадиль». Об этом обоснованно писал в свое время турецкий тюрколог Рашиди Арат. А известный философ-антрополог Клод Леви-Стросс пошел еще дальше. Он доказал, что концепция демократической системы управления государством эпохи возрождения Европы напрямую связана и зиждется на научно разработанной системе «добродетельного города-государства» Абу Насра аль-Фараби.

И самое примечательное заключается в том, что вековая мудрость наших предков последовательно заимствовалась последующими поколениями мыслителей, поэтов и ученых на протяжении более чем тысячелетнего периода. Одна из самых прогрессивных концепций демократического общежития начиная с IX века нашей эры и европейского Ренессанса, апробированная веками, передавалась из поколения в поколение. И до сих пор живет в сознании и культуре казахского народа – в поэзии Абая и его последователей.

Реализуя начинание Главы государства, мы познаем не только себя, но и мир. Мир великих предков, мир будущего и современнос­ти, мир Абая.

Возврат к списку